Вокруг города, где я родилась, было расположено много лагерей для заключённых, в том числе – для немцев. После отбытия наказания некоторые из них селились в городе. По-видимому, в Германии их никто не ждал, а степень вины позволяла их простить и разрешить остаться в стране. Они женились на наших женщинах и обзаводились детьми.

В моём первом классе оказалось двое детей бывших пленных немцев: Валя Фрунт и Коля Краузе.

При всей моей общительности не помню, чтобы я стремилась к какому-то контакту с ними.

Коля был, мягко говоря, неспособный. Часто выводил из себя Наталью Николаевну своим упорным непониманием. Рассвирепев, она стучала ему по лбу мелом. Мы знали, что она – эвакуированная из Ленинграда. После войны тоже не поехала на Родину. Наверное, не к кому было возвращаться…

Валя вечно ходила заплаканная и с красным носом: то тетрадки на пол скинут, то портфель спрячут. Её белые косички постоянно болтались перед моим носом, так как она сидела передо мной. Надоели её косички. Я взяла и обмакнула в свою чернильницу кончики её красивых, как теперь понимаю, волос. Она почувствовала движение на спине, перебросила косички наперёд и обнаружила моё хулиганство. Захныкала. А учительница слегка пожурила меня, сказав: «Не надо так больше делать». И всё.

Мы, дети делали то, что видели у взрослых. Ненависть и презрение к немцам были всеобщими.

И вот, спустя почти шестьдесят лет в моей ненависти к фашизму возникло сожаление о невольных жертвах.

Прости меня, Валя Фрунт!.