Повинуясь пьянящему зову вьюги-тоски,
Понесу душу спящую в парк на берег реки –
В рай заснеженных сумерек и таинственных нег,
Где с каштанов просыплется тихий вежливый снег…
На заснеженной лавочке разомлела мечта,
Из сверкания инея соткалась красота,
Прорастают желания в клумбах снежных цветов –
Райский сад предрождественский к воскрешенью готов…
На снегу пишут лапками мне стихи снегири,
Золотыми заплатками душу мне звонари
Зашивают и штопают звоном первой звезды,
Где века одиночества без тоски и беды…
Херувимом застенчивым сладко плачет печаль,
В псалмопениях вечности мне и жизни не жаль,
Моя грусть белоснежная отразилась в вине,
И деревья, как сироты, прислонились ко мне…
Друг-каштан скрипом вежливым пива просит опять,
То ли партию в шахматы предлагает сыграть,
Отвечаю, мол: истину сыщешь только в вине –
Он снежком поприветствовал по холодной спине…
Воронье, словно нищенки, мне нахохлено врут,
Своим карканьем радостным в путь печали зовут…
На ладони снежинкою нота звездной волны –
В партитуре галактики о мечтах тишины…
Под покровом серебряным в дебрях льдистой страны
Слышу, как возрождаются песнопенья весны.
Под седыми сугробами, как в плавильном котле,
Зарождаются молнии в ледяном хрустале…
На снежинке серебряной, на волшебном ковре
Низошла тайна вечности в ледяном январе.
В той снежинке – сияние благодатной слезы,
Голубое сверкание беспощадной грозы.
Полупьяный, как маятник, я из парка бреду,
Где осталось сияние в зимнем райском саду,
Где в псалмах сокровенного умиравшего дня
Деревянные сироты обнимали меня,
Где мне душу заштопали звоны новой зари
И стихи мне натопали на снегу снегири…
